Марина не испытывала радости, когда находилась рядом со своим ребенком. Тревожилась, заботилась, выполняла самые разнообразные родительские обязанности. А радости не было. Не было, когда видела, как сын растет, как учится ходить, косолапя и падая, как начинает говорить, с трудом выговаривая сложные слова. Было иногда смешно, когда Андрюша неожиданно произносил длинные фразы, путаясь в ударениях и окончаниях. Было смешно, но не было той радости, о которой она всякий раз слышала от своей подруги, когда их дети играли на детской площадке. Слышала о том, что есть какое-то особое материнское счастье, о том, что сердце может замирать от умиления при мыслях о ребенке, о том, что хочется смотреть на свое дитя часами. И слышала об этом, и читала. Когда о подобном пишут в художественной литературе, можно сослаться на богатую фантазию автора, который норовит эмоционально приукрасить нашу повседневную жизнь. Но писано о подобных чувствах было и на форумах для матерей, часто посещаемых Мариной. Тут нужно добавить, что Марина старалась быть образцово-показательной мамой, поэтому стремилась много читать о детстве и воспитании, как в книгах, так и в форумных Интернет — обсуждениях увлеченных материнством женщин. И появлялось чувство, что как-то неправильно протекает ее жизнь с ребенком, что-то крайне важное проходит мимо нее.

Именно с неясным ощущением ущербности своего материнства Марина обратилась за консультацией. «Нет, конечно, не все так уж плохо. Мне приятно на него смотреть. Не подумайте, что я какая-то ненормальная. Просто мне кажется, что эмоции должны быть более интенсивными», — рассказывала она, как бы оправдываясь.

Ей было 26 лет. 4 года замужем. 3-х летний сын – Андрей. И постоянная тревога —   «что-то сделаю не так: не так одену, и он простынет на улице; неправильно его кормлю, и у него из-за этого будут плохие зубы или гастрит; не те книжки ему читаю; недостаточно развиваю его». А так же, мучительное чувство вины за то, что «не получается быть хорошей матерью». «Ругаю себя на каждом шагу. То шапку не ту надела, а на улице ветер, то конфету соседка дала Андрюше, а я знаю, что это вредно, но не уследила». Тревога и вина вместо радости бытия с ребенком. «Чувствую себя беспомощной неумехой. И еще мама постоянно мне это говорит».

Мать Марины — Лидия Петровна, женщина активная и компетентная во всех вопросах воспитания и ухода за детьми, не забывала о подходящих под плохую погоду шапках и боролась за здоровье зубов малыша, а значит, с конфетами и другими сладостями. И боролась более успешно, чем Марина. Она всегда была рядом. Умелая, бдительная, готовая поправить дочь — неумеху, исправить ее ошибки и укорить, а также посетовать, что «вырастила недотепу, у которой все из рук валится, и которой ребенка доверить – просто преступление». Была настолько рядом и настолько всегда, что, по сути, чувствовала себя истинной матерью Андрея.

Расстановка сил на момент начала нашей работы была следующей: две женщины и ребенок составляли эмоционально напряженный треугольник, в котором взрослые боролись за право быть лучшей матерью, и борьбу эту Марина с разгромным счетом проигрывала. Отец Марины и ее муж были на периферии этой объединенной семьи, занимаясь финансовым обеспечением и избегая вовлеченности в проблемы воспитания, в которых «мужчины ничего не понимают». Лидию Петровну к этому времени можно было признать функциональной матерью Андрея, Марина же выступала в роли старшей сестры. Причем, сестры — неумехи. Зрелые материнские чувства в такой ситуации были для Марины просто недоступны.

Чтобы увидеть всю ситуацию в объеме, нам предстоит собрать психологическую картину-пазл из отдельных фрагментов. Мы сделаем несколько шагов в прошлое и рассмотрим родительскую семью нашей клиентки до ее замужества.

Отношения родителей Марины не были конфликтными. Скорее можно говорить о большой эмоциональной дистанции, на которой они держали друг друга. Переругивались вяло, мать любила поворчать, на что отец невнятно отшучивался. Больше молчали. Как будто говорить не о чем. Этот эмоциональный вакуум Лидия Петровна заполняла активным контролирующим материнством. Контролирующим, так как была человеком тревожным – а тревога снижается при повышенном контроле.

Еще один фрагмент пазла – детство Лидии Петровны, тогда еще просто девочки Лиды. Пьющая деревня конца пятидесятых. Семья без отца. Мать и дочь. Бабы-соседки, громко ругающие своих выпивших мужиков.

Во время одной из сессий Марина осознала тот факт, что ее мама не имеет очень важного жизненного опыта – она не знает, какими могут быть отношения между мужчиной и женщиной. У девочки Лиды просто не было должной модели. Она не видела, как общаются в семье между собой муж и жена. Ведь она жила только с матерью. Лида хорошо усвоила, что такое материнская забота. Этому она научилась, в этом она стала компетентной. Но отношения между мужчиной и женщиной девочка видела в искаженной форме: соседские бабы, громко ругающие своих выпивших мужиков. Она знала, как заботиться, знала, как ругать, но, что такое эмоциональная близость между мужем и женой, для нее осталось тайной.

Именно с таким жизненным багажом Лидия вышла замуж. При определенной характерологической замкнутости мужа это привело к эмоциональной дистанции в семье. Марина родилась, когда ее матери было около 30-ти лет. Внешне семья выглядела благополучной: отец хорошо зарабатывал,  мать, хоть и работала, но успевала все делать по дому. В квартире чисто и уютно, обед всегда на столе. Крепкая, достаточно стандартная семья. Каждый на своем месте. Отец отвечал за семейный бюджет, а мать – за дом и воспитание дочери.

С рождением Марины, дистанция между супругами еще больше увеличилась. Лидия Петровна реализовывала свою потребность в эмоциональной близости через материнство, а ее муж постепенно оттеснялся на психологическую периферию семьи. Муж отстранялся, общения не хватало еще больше, а значит, потребность в близости с дочерью у матери усиливалась. Что, в свою очередь, продолжало дистанцировать мужчину. Вот такой замкнутый круг. Когда в семье нарастают проблемы, мы, как правило, имеем дело не с линейной причинностью, а с круговой. Муж отстраняется, так как мать и дочь все больше сближаются, но увеличение отчужденности мужчины в свою очередь вызывает усиление женской коалиции.

Замужество Марины.  Привычная близость между женщинами сохранялась. Хотя семьи проживали в разных квартирах, психологические границы между ними были стерты. Так как эмоционального содержания в отношениях с отцом Марины для Лидии Петровны было недостаточно, она продолжила заботливо контролировать свою замужнюю дочь.

Еще одни фрагмент пазла. На вопрос: «Каким ребенком она себя помнит?», — Марина ответила: «Неумехой». Это слово часто повторялось матерью. В психотерапии такое явление называют атрибуцией: ребенку предписывается какое-то качество, а затем, к нему начинают относиться так, как если бы ребенок был носителем этого качества изначально. Мать назвала Марину «неумехой» и стала относиться к ней соответствующим образом, не замечая, что дочь растет и приобретает все новые способности и навыки. Лидия Петровна игнорировала тот очевидный факт, что девочка меняется, становится более умелой. Марина оставалась «неумехой» в глазах матери. И, конечно, стала верить в это сама.

Есть еще один хитрый «прием», приводящий к тому, что активность ребенка парализуется. Алгоритм прост, и мы разобрали его с клиенткой, исследуя взаимоотношения в родительской семье: мать просила ее что-то сделать, но демонстрировала некоторое сомнение в том, что Марина может справиться с просьбой. Затем, независимо от результата, Лидия Петровна выказывала свое недовольство дочерью. Конечно, мать клиентки не ставила целью сформировать ощущение беспомощности и некомпетентности у своего ребенка. Просто ее тревожность приводила к повышенному контролю, и что бы дочь ни делала, недовольство сохранялось.

Теперь весь пазл сложился. Мы видим Лидию Петровну, не имеющую опыта эмоционально наполненного контакта с мужчиной и заменяющую отношения с мужем близостью с дочерью, а затем, и с внуком. Близость подменяется контролем. Бабушка оказывается функциональной матерью для Андрея, а Марина переходит в статус старшей сестры. Клиентка не может удержать своих позиций, так как воспитана в презумпции некомпетентности. Материнство вызывает ужас и ощущение беспомощности.

Сепарация от матери сопровождалась в психотерапии работой над сценарным убеждением Марины «Я — неумеха». Отказаться от несправедливого дара Лидии Петровны, признать иллюзорность своей материнской беспомощности, взять свое право быть мамой Андрея, эмоционально отделиться от родительской семьи и построить взрослые равноправные отношения со всеми членами семейной системы — это вехи пути, по которому предстояло продвигаться Марине в терапии.

Истории, используемые в текстах, являются вымышленными. Они придуманы авторами для иллюстрации описываемых психологических взглядов на то, как развиваются отношения. Создавались эти истории на основе опыта работы с реальными людьми, но не являются прямым описанием клинических случаев. Герои сюжетов – собирательные образы. Гораздо реже мы используем подлинные истории. Тогда предварительно получаем разрешение клиента. Но в этом случае изменены все данные, которые позволили бы идентифицировать реального человека.

Игорь Гожий, психотерапевт, трансактный аналитик. Алексей Сивов, психолог, трансактный аналитик.