«Наша Маша громко плачет …» Плакала Маша не громко, но много и часто. И когда роняла мячик, и когда не роняла его. И когда ее выводили гулять, и когда оставляли дома. И из-за попытки отвести ее в детский сад. А таких попыток было несколько, в разном возрасте. Каждая из них вызывала много слез и заканчивалась тем, что Маша оставалась дома. В конце концов, «… домашнее воспитание, (и, возможно, домашнее обучение в будущем), является процессом прогрессивным, демонстрирующим включенность родителей в жизнь ребенка. Ведь детский сад, (да и школа), это маленькая тюрьма для ребенка, где он вынужден общаться с одними и теми же детьми под надзором неуравновешенных взрослых …». Так говорила мама Маши, выражая скорее не свое родительское убеждение, а используя рационализацию, (психологическую защиту) – человек всегда может рационализировать свою проблему, то есть рационально объяснить для себя, (и для других), ситуацию так, что проблема как бы исчезает. «Виноград зеленый, сказала себе лисица, не сумев дотянуться до винограда» — древнейшая басня — «Лисица и виноград», Эзоп, VI век до н. э.

Но возраст Маши подошел к семи годам, и во всей красе явилась проблема школы. Домашнее обучение на самом деле не входило в планы мамы, она не была  реальной подвижницей движения «Домашний ребенок». Поэтому тревога нарастала, и уже трудно было спрятаться за рационализацию «я — мама, которая может позволить себе быть с дочерью». Предстоял новый этап жизни семьи, к которому все оказались не готовы. Все, это: Людмила — мать Маши, Дмитрий — ее отец, и сама девочка.

В подавляющем большинстве случаев проблемы ребенка отражают процессы, происходящие в семейной системе. Поэтому девочку, в подобной ситуации, принято называть симптомоносителем, а психотерапию проводят со всей семьей: именно семью рассматривают как дисфункциональную, нарушение функционирования которой приводит к появлению проблемы у ребенка.

Повторим базовое положение: семья — это система. И, когда психотерапевт сталкивается с особенностями поведения ребенка, возникает вопрос: «Как это поведение участвует в жизни семейной системы?» или, другими словами, «Какова функция симптома?»

На первый взгляд все было достаточно просто и типично: проблемы Маши объединяли ее родителей. Она плакала, и мама с папой успокаивали ее. Маша была «очень эмоциональным и чувствительным» ребенком. А ее родители – любящими и заботливыми. С очень низкой толерантностью к детским слезам. А значит, Маше оставалось лишь обижаться и плакать, чувствовать беспомощность и плакать вновь, быть тревожной и опять же плакать. Ее слезы смывали конфронтацию между родителями и напряженность в семье.

Естественно, ребенок не манипулирует родителями в прямом смысле этого слова. Он реагирует на эмоциональную атмосферу. Когда у Маши все хорошо, в семье «холодно» — мама в конфликте с папой. Когда девочка плачет, две пары родительски рук утирают ей слезы. И в доме становится «теплее» – родители в контакте с дитем и друг с другом. Ребенок тянется к теплу. А значит, начинает неосознанно регулировать эмоциональный климат. Через свою беспомощность, ранимость, тревожность. И культивирует эти состояния у себя.

Исходя из системных взглядов на жизнь семьи, совершенно бесполезно работать с самим ребенком: укреплять характер и обучать межличностному взаимодействию с детьми, чтобы он мог адаптироваться в детских коллективах, или снижать отдельные страхи. В семье работает закон гомеостаза. Это значит, что система сохранит симптом, пока он выполняет свою функцию. Проблемное поведение Маши стояло на страже единства семьи.

Наша история — о родителях Маши, о том, как иногда встречают друг друга на первый взгляд очень разные люди, и почему-то начинают жить вместе. И есть ли в этом какая-то закономерность? Нам пора переходить к историям Людмилы и Дмитрия. Тем более что семейная психотерапия в описанном случае плавно перетекла в супружескую.

Дмитрий, Машин отец, рос в семье, в которой мамы «было очень много», а папа большую часть времени отсутствовал. Отсутствовал, чтобы сохранять относительный мир в доме. Мать Дмитрия – женщина требовательная, постоянно недовольная, (именно так проявлялась ее забота) – была человеком трудным для супружеской близости. И мирное сосуществование оказалось возможным на относительной дистанции с ней. Это стало понятно отцу Дмитрия с первых лет совместной жизни и заставило выработать свою стратегию выживания с любимой, но трудной во взаимоотношениях женщиной: появляться в доме надо пореже, а какие-то слова жены просто пропускать мимо ушей –  внешне быть в контакте, но эмоционально отсутствовать.

Мать создает коалицию с сыном, то есть находится в отношениях с ним гораздо более близких, чем с собственным мужем. Маленький мальчик в отличие от взрослого мужчины не может дистанцироваться. Он вынужден становиться «маминым сыночком», через которого женщина реализует свои потребности в заботе. Что позволяет отцу вздохнуть свободно. Напомним: семья – это система. Она может сохранять свою стабильность разными способами. Включенность ребенка в жизнь матери позволяет дистанцироваться отцу, а значит, сохранить супружество, которое в противном случае подверглось бы суровому испытанию.

Коалиция матери и ребенка вступает в острый конфликт с потребностью отделения от родителей, когда подходит подростковый возраст. И тогда именно отец начинает служить мужской моделью. Дмитрий видит кАк можно жить с женщиной, которую любишь, но которой слишком много в твоей жизни — держась от нее на эмоциональной дистанции. С этим опытом он и уходит во взрослую жизнь, научившись быть психологически отстраненным.

Людмила – мать Маши —  была также единственным ребенком в своей семье. В семье, очень похожей на родительскую семью Дмитрия. Такой же дистанцированный отец. Хотя его дистанцированность была не столько бегством от жены, сколько характерологической чертой. Включенная в жизнь Людмилы мать. Включенная именно в жизнь дочери, так как включиться в жизнь мужа было невозможно. У него работа, у него карьера. А  у нее дочь. Заполняющая собой пустоту в супружеских отношениях и наполняющая жизнь мамы смыслом и ощущением нужности. Вместе ходили на детские площадки, на утренники, спектакли для детей, в зоопарк. Вместе делали уроки. И разговаривали. О сказках, об учителях, о мальчиках. С мамой можно было поговорить обо всем. Это были любящие, близкие, тесные  взаимоотношения. Может быть, чрезмерно тесные. Но эта чрезмерность стала неудобна позже, по мере взросления Людмилы.

Когда приходит возраст подросткового отделения, начинаются закономерные трудности. Мама совершенно не готова отпускать. А значит, неизбежны конфликты, так как потребности роста подростка сталкиваются с безграничной тревожностью матери. Но при психологическом отделении сам ребенок, как младший член семьи, нуждается в эмоциональной поддержке. В данном случае девушка ищет ее у отца.

Людмила стремилась скомпенсировать снижение градуса эмоциональной теплоты в отношениях с матерью через близость с отцом. Но он продолжал быть погруженным в работу, (карьера уже была завершена), и совсем не собирался меняться. Доброжелательность с отсутствием включенности – вот то, что смог дать ей отец. И осталась нереализованная потребность в теплых отношениях с дистантным мужчиной.

Взрослая жизнь предлагала Людмиле самых разных мужчин. Но ей нужен был далеко не каждый. Слишком внимательный, слишком включенный в отношения мужчина не вызывал должного интереса. Ей нужен был доброжелательный, но дистантный. Как ее отец. Когда-то ей хотелось включить в отношения с собой отстраненного отца. А теперь, другого похожего на него мужчину. Именно поэтому в ее жизни появляется Дмитрий.

И начинается воспроизведение того, чтобы было в их родительских семьях: женщина хочет близости и тепла, мужчина отстраняется. Людмила стремится сократить эмоциональную дистанцию, а Дмитрий увеличивает ее. Появление ребенка могло бы привести к еще более полному воспроизведению ситуации детства обоих родителей: мать, создающая коалицию с малышом, и отец, освобожденный от чрезмерного внимания супруги. Но Дмитрий, когда-то приняв модель дистантного мужчины, вместе с тем был травмирован ею. Он очень хорошо прочувствовал на себе, что такое отстраненный отец. И решил, что его ребенок не будет иметь такого опыта. Поэтому он сохранял включенность в жизнь своей дочери. Но чаще именно тогда, когда Маша плакала.

Маша перестанет плакать  и сможет пойти вперед в свою собственную жизнь. Она начнет контактировать со сверстниками, строить с ними отношения, раскрывать заложенные в ней таланты. И все это будет происходить, когда её мама и папа перестанут нуждаться в ней, как в связующем их семейном звене. И когда Маша будет чувствовать тепло в доме без необходимости проливать над ним свои слезы. Людмиле и Дмитрию предстоит понять потребности каждого и найти возможность жить друг с другом без посредничества девочки. Это возможно, ведь они хотя и разные, но в то же время очень похожи. Главное, разглядеть это, отделить от дымки воспоминаний и взаимоотношений своего детства.

Истории, используемые в текстах, являются вымышленными. Они придуманы авторами для иллюстрации описываемых психологических взглядов на то, как развиваются отношения. Создавались эти истории на основе опыта работы с реальными людьми, но не являются прямым описанием клинических случаев. Герои сюжетов – собирательные образы. Гораздо реже мы используем подлинные истории. Тогда предварительно получаем разрешение клиента. Но в этом случае изменены все данные, которые позволили бы идентифицировать реального человека.

Игорь Гожий, психотерапевт, трансактный аналитик. Алексей Сивов, психолог, трансактный аналитик.